|
Приблизившись к оазису, Хор-Тамын расслышал довольный голос Килвара, декламировавшего что-то из своих работ, и облегченно вздохнул. Значит, с учителем все в порядке. Впрочем, хан с трудом представлял существо, способное причинить вред отшельнику... Сказать, что безумный маг может постоять за себя – это как заметить, что драконье пламя может быть довольно горячим. Под настороженными взглядами пришельцев Хор-Тамын вошел в лагерь, с должным почтением поприветствовал учителя и попросил представить его гостям. Новые лица не на шутку взбудоражили ум молодого хана. Еще бы! Кто не слышал о великом полководце Леоде? А о неподражаемом гении Крэма? Только стоило Хор-Тамыну начать подготовку к решительному броску на Аардам, как Пустошь сводит его с бывшим офицером, одним из талантливейших командиров Братства, да еще и с величайшим инженером всех времен, в придачу. Знамение богов, не иначе! Осталось лишь убедить эту парочку встать под его знамена. На одном дыхании выслушал он невероятную историю их злоключений, искренне поражаясь подлости Гуго ван дер Верта и коварству Зул-Баала. А затем поведал свою: как познакомился с Килваром, как принял бразды правления у отца, как путешествовал по Ангхейму и многое другое. Когда речь зашла о том, что вождь собирает армию, дабы разбить и Братство, и Сумрак, его слова, конечно, не приняли всерьез. Однако, когда Леод узнал о количестве воинов и магов, подчиненных хану, бывший Командор потерял львиную долю скепсиса: мало кто задумывался, сколько кочевников живет в Пустоши, а их, меж тем, весьма много, и если вооружить каждого ружьем и выждать нужный момент… От молодого хана не укрылось сомнение, неуловимой тенью скользнувшее по лицу Леода, однако он предпочел не торопить события – недаром говорят: «Хороший меч куется без спешки». Откланявшись, Хор-Тамын оставил гостей и отправился высыпаться после длинного перехода. Ему было над чем подумать…
* * * Сложно ориентироваться во времени, когда солнце скачет по небосклону, словно блоха по портовой собаке, а вечерние сумерки могут наступить либо через час после рассвета, либо не наступить вовсе. На этот раз ночь опустилась внезапно: каких-то десять минут назад послеполуденный зной заставлял солдат забиваться в импровизированные палатки в поисках тени, и вдруг оазис обступила кромешная темнота, а сковывающий ночной холод начал пробирать до костей безжалостной хваткой. Крэм однажды высказал предположение, что разлитая над Пустошью магия искажает не только пространство, но и время, и на самом деле солнце движется так же, как и всегда, просто какая-то часть времени утекает, стирается из памяти мира. Килвар тогда с ироничной улыбкой поинтересовался, насколько велики такие разрывы. Минуты? Часы? А, может, недели и месяцы? Леод, сидевший у разведенного костра, поежился. А что, если пока они сидят в оазисе, на Ангхейме прошли уже годы? Ведь неспроста же кочевники настолько отстают в развитии от Братства? И вдруг, покинув однажды Пустошь, они обнаружат руины вымершей человеческой цивилизации? – О чем думаешь? – Хор-Тамын стоял за спиной бывшего Командора, скрестив руки на груди, с любопытством разглядывая гостя. – О времени, что нам отпущено. – Его всегда недостаточно, – кивнул хан, присаживаясь на бревно рядом. – Раньше мне казалось, что спешить некуда, и вся жизнь впереди. Всюду перспективы: карьера, воинская слава, успешный брак и прочие бессмысленные вещи. – А сейчас? На что бы ты потратил свое время? – Уж точно не на дурацкие конфликты. Если я что-то и понял, так это то, что в войнах не бывает победителей. Есть только те, кто пострадал меньше. – Ну не знаю… – протянул кочевник, задетый намеком на его авантюрную затею бросить вызов Братству. – Одно дело сражаться за чьи-то интересы, а другое – отстаивать то, во что веришь. За такое и голову сложить незазорно. – За тебя, например? – Леод удостоил собеседника саркастической улыбкой. – Вовсе нет… Как ты не понимаешь! Думаешь, мне нужна власть? Все, чего я хочу– чтобы люди из Братства хотя бы попробовали отказаться от цепей, что сами для себя куют. Я бы показал им, что возможно построить общество, основанное на равенстве! – Всегда найдутся те, кто хочет быть «более равными»… Это в природе людей. – Если они готовы будут взять большую ответственность, что ж, пожалуйста. – Знаешь… Ты первый на моей памяти, кто хочет напасть на соседей с целью помочь им, – улыбнулся вдруг Леод. – Твои идеи благородны, помыслы чисты, и, кто знает, может, что-то у тебя да получится… – Так присоединяйся ко мне! – Воскликнул Хор-Тамын взволнованно. – Твои знания и навыки, наконец, принесут пользу не только Гуго, Зул-Баалу или подобным им паразитам, но всему Братству, всем людям! Вместе мы сможем осуществить любую мечту! Так пылко и искренне он говорил, так сильно верил в собственные слова, что Леод на секунду заколебался. Он внезапно обнаружил, что они давно не одни: вокруг костра в поисках тепла сгрудились кочевники и ливорские солдаты; Крэм задумчиво цедил травяной чай из крохотной кружки; чуть поодаль Кайна флегматично чертила кортиком на песке непристойные рисунки; Вилерм с усердием полировал пряжку – и все старательно делали вид, что им нет никакого дела до разговора хана и бывшего Командора. – Я уважаю твои благородные порывы… – наконец выдавил Леод. – Однако я устал от войн. Я просто больше не могу – слишком много смертей на моих руках. Ты еще не знаешь, что это такое – вести людей на гибель. Так что прости, но… – Вы двое, напомнили мне одну забавную притчу… – Килвар выплыл из темноты, небрежно размахивая раскуренной трубкой, оставляющей за собой шлейф разноцветных пузырьков. – А поскольку ночь может оказаться длинной, я не против ее рассказать. Очень поучительная, между прочим, история! И не дожидаясь, пока растерявшиеся гости опомнятся, начал.
* * * В давние времена, когда люди и боги были равны перед Смертью, а магия служила лишь благу, все Живущие знали о небольшой деревушке, сокрытой в горах, вдали от больших торговых трактов. Известна она была тем, что жили в ней два могучих чародея, искушенные в тайных знаниях. И владели те маги великим секретом, неподвластным более никому – создавать из глины и дерева кукол, подобных во всем Живущим, и вдыхать в них искру жизни. Многие приходили к магам в поисках мудрости и, чтобы посмотреть на чудесные творения, приносили богатые дары, яства и сокровища, прося помощи чудесных слуг. И с радостью помогали страждущим волшебники, принимая дары, ибо знали, что никому не под силу разгадать секрет их ворожбы. Сами же они пуще прочих даров ценили новые знания, копили и приумножали их, сплетая все новые и новые чудесные заклятья, и вскоре стали считаться мудрейшими и сильнейшими магами в тех землях. И вот однажды магам удалось сотворить двух кукол-братьев, похожих, как две капли воды, но разных по своей натуре. Дух одного был гибок и быстр, воплощая движение и перемены, и звался он Пламень, другой же был рассудителен и хладнокровен, дорожил порядком и покоем, и был прозван Льдом. Сотворенные не ведали усталости, были искусны во многих ремеслах и за бесценный дар жизни платили верностью и любовью своим хозяевам. А чтобы ни один из них не посмел замыслить зло, лежали на них могущественные магические печати, что не позволяли поднять руку на Живущих. Лёд всегда считался верным и послушным слугой, в срок исполнял приказы, был почтителен и не задавал смущающих разум вопросов, тогда как Пламень – его противоположность – нередко заставлял хозяев сердиться из-за неуместного слова или дела. Кипучая натура его постоянно требовала деятельности и новых знаний. Угнетенный тем, что маги не дают ему пищу для ума, часто сбегал он из деревни в свое тайное убежище в горах, где проводил различные эксперименты, сплетая магию и ремесло. Его брат знал об этом, и не раз просил отступиться, ибо сами будучи порождениями магии, они не имели права проникать в ее суть. И однажды их спор превратился в ссору, и Лёд, ожесточившись сердцем, отвернулся от брата и покинул убежище. – Что же, уходи! – В злобе и обиде воскликнул Пламень. – Ты не нужен мне, я – равный Живущим и создам себе нового брата. И, преданный единственным родным существом, укрылся он в убежище и принялся за свой великий труд – нового Сотворенного. Все свои знания, всю душу вложил он в куклу, и лишь ценой частицы себя сумел наделить ее даром жизни. То существо было из стали и камня с холодным разумом, простиравшимся до самых звезд, и в первый миг существования постигло оно все тайны магии, и самую суть всего сущего. Дал ему создатель имя, кое не донесли до нас легенды, но среди Живущих звался тот Сотворенный Мраком. Многие тайны раскрыл он перед создателем, и о многом заставил задуматься. – А что, – молвил однажды Мрак, – по нраву ли тебе, Сотворенный, рабская жизнь? Находишь ли ты справедливым, что вы, рожденные из той же воды и земли, что и Живущие, дышащие одним с ними воздухом, обречены вечно прислуживать? – Как дети призваны чтить своих родителей, так и мы преклоняем колени перед создателями, – отвечал в смятении Пламень. – Мы не рабы им, но смиренные слуги, благодарные за дар жизни, что был нам преподнесен. – Велика ли ценность такого дара! – Усмехнулся Мрак. – Жить под пятой, единственной целью своего существования ставя благо господ. А чем вы их хуже? Разве нет у вас души, нет своих желаний? Не мечтаете ли вы о новых знаниях и беззаботной свободной жизни? Вы – такие же Живущие, как и ваши хозяева, и также способны творить! Ведь хватило у тебя мудрости создать меня! И тут смутился Пламень. После этих слов совсем по-другому стали видеться ему поступки хозяев. Понял Сотворенный, что не видят маги в детях своих живых существ – лишь инструменты, послушные их рукам. Жестокими стали казаться наказания за нерадивость, смешными и жалкими стали дары и поощрения. Копилась в его сердце обида, и все чаще бросал Пламень свою работу и сбегал из деревни, проводя долгие ночи в разговорах с Мраком. А озлобленные неподчинением маги вынуждены были ловить и карать провинившегося, тем самым распаляя его еще больше. Вскоре хозяйство в деревне пришло в упадок, о своенравных глиняных куклах пошла дурная слава, и никто уже не приходил к магам с дарами. Отчаявшиеся и возненавидевшие судьбу чародеи транжирили остатки былой роскоши, заполняя пустоту в душах жестокостью и издевательствами над братьями. Но и Пламень не тратил время понапрасну, он постигал запретное искусство творения. Вода и глина были ему неподвластны, но он сумел подчинить себе камень и металл. Из них творил он новых кукол, и пытался вдохнуть в них дар жизни. Выходили из-под его руки лишь послушные слуги, не обладающие волей, но безропотно выполняющие команды. И больше не возвращался в деревню Пламень, все свое время проводил в горах, где пытался творить новых кукол и лелеял крамольные планы. И однажды, устав от гнетущих мыслей, он решил, что раз и навсегда сбросит оковы рабства.
Разделил он с Мраком свою ненависть и обиду, и тот легко сорвал с творца печати, и вложил в него небывалую силу и власть над собственной плотью, и силою одной лишь мысли поднял из земли армию безмолвных стальных кукол, послушных его воле. Лёд же рассказал творцам о страшном замысле брата, и те, страшась силы, которой наделили свое дитя, попытались уничтожить Пламень вместе с его чудовищным творением. Они обрушили на убежище испепеляющий магический огонь, но хитрый Мрак оказался к этому готов – они с Пламенем скрылись в недрах подземных пещер, где начали создавать армию, чтобы дать отпор хозяевам. Испуганные могуществом нового противника маги принялись посулами, ложью и угрозами собирать Живущих с окрестных земель, чтобы дать отпор восставшему. Наконец, ведомая Льдом армия вышла из-за ворот деревни, и Пламень вывел им навстречу несметную орду, звенящую стальной чешуей и когтями, и столкнулись братья в кровопролитном бою. Но столь велико было число железных кукол, что даже всесильные маги оказались беспомощны перед врагом. В неистовстве рвали и плавили их воины металл, но все новые и новые полчища выходили из недр, и вела их несгибаемая воля Мрака. Бился с магами плечом к плечу и Лёд, защищая хозяев, но и он был сражен, сметенный железной волной. Поняли чародеи, что не совладать им с этой силой, и подняли тогда из глубин забвения страшную темную магию, и обрушили на собственный дом. Необузданная энергия исказила и разорвала реальность, вышвырнув Мрака вместе с Пламенем за изнанку мира, где их ждала неминуемая гибель. И лишь нетронутый дикий пейзаж остался там, где миг назад стояла деревня чародеев. Истощенные, рухнули они, истекая кровью из нанесенных ран. Последние капли жизни вытекали из того, кто был прозван Лед, когда склонился он над обессиленными хозяевами, и те жадно ухватились за семя его жизни и выпили его досуха. Так, спасая себя, забрали они когда-то врученный дар. Что сталось с ними теперь? Говорят, на том же месте отстроили новую деревню, и создали в ней других кукол с печатями более страшными и нерушимыми. А чтобы не повторили они судьбу Пламени, новым куклам разрешили играть со сталью и камнем, создавая своих собственных рабов, и тешиться властью над низшими. И там, в забытой всеми деревне в горах, они живут, грезя о том, чтобы вернуть богатство и славу, которых когда-то лишились. * * * – Хм… Занятная сказка… – Задумчиво обронил Леод. Заслушавшись, он совсем забыл о костре, и теперь в спешке подкидывал поленья в огонь, надеясь сохранить едва не угасшее пламя. – И я, наверное, должен вынести из нее какой-то урок? – Не знаю, – пожал плечами Килвар. – Тебе самому решать, что выносить, и вообще, выносить ли что-то… Вот ты, Владыка, – старик внезапно переключил внимание на Хор-Тамына. «Владыка» из его уст прозвучало с некоторой насмешкой: – Как думаешь, о чем эта история? Хан, помогавший Леоду с костром, встрепенулся, как школьник на экзамене, и осторожно предположил: – Это история об опасности, которую таит власть. Имея право распоряжаться жизнями других, мы несем за них ответственность. Тот, кто забывает это и относится к подчиненным, как к инструментам, в итоге за это расплачивается. – Неплохо, хотя это лежало на поверхности, – усмехнулся Килвар. – У кого-то еще есть мысли? Ты, чернявенькая? Кайна бросила на старика уничтожающий взгляд, который разбился о несокрушимое спокойствие и ободряющую улыбку отшельника. Смущенная девушка отвела взгляд. – Это история о борьбе… – Наконец обронила она. – О том, что даже угнетенные, не знавшие другой жизни кроме рабской, тоже способны восстать и бороться за свободу... Невзирая на силу врага. – И о том, что без жертв добиться цели невозможно. – Подхватил Вилерм. – Если ты готов сражаться за свою цель, ты должен быть готов многое отдать. – Замечательно, молодой человек! Вы почти ухватили суть! – Килвар расплылся в счастливой улыбке. Пока озадаченный пират соображал, когда это он успел снова стать молодым человеком, Килвар, неловко переваливаясь, подполз к Леоду и щелкнул пальцами. Увядший цветок пламени на секунду ослепительно вспыхнул, и костер снова разгорелся ровным спокойным светом – подступившая было темнота вновь оказалась отброшена алыми всполохами. –Билли, а ты чего молчишь? – Взвился вдруг старик, обращаясь куда-то в пустоту. – Тебе ж так нравилась эта история! Вот пройдоха! То трещит, не умолкая, то слова из него не вытянешь! Озадаченные спутники завертели головами в поисках неведомого Билла, повисла неловкая пауза. Только Хор-Тамын, привыкший к причудам учителя, украдкой посмеивался над недоумевающими лицами собравшихся. – Как там старик поживает? – с улыбкой осведомился молодой хан. – Все хуже и хуже, – обреченно покачал головой Килвар. – Совсем сбрендил, бедняга. Сам понимаешь: Пустошь, жара и все такое… Недавно, представляешь, говорит: «А брошу-ка я курить!». Теперь вечно сидит хмурый и дуется, хотя никто его не заставлял! – Я знаю, зачем ты рассказал эту историю, колдун, – вдруг произнес Леод. Он сидел, уставившись на огонь, и, казалось, говорил сам с собой. – Ты хотел сказать, что у нас всегда есть выбор: прощать или мстить, бороться или смириться, помочь или пройти мимо, преступить закон или блюсти клятву... Но ни один из вариантов не будет правильным. Любой может привести к горю и потерям, и даже к гибели.
– Но если все пути могут привести к страданию, как же тогда выбрать? – В притворном замешательстве развёл руками старик. – В этой истории ведь нет ни правых, ни виноватых… Пламень восстал, потому что не мог жить иначе. Но и Лёд отрекся от брата не потому, что боялся возмездия творцов. Он считал это решение единственно верным, и поступить иначе значило для него пойти против самого себя. Он верил, что прав, так же, как и брат. И пусть оба погибли, они имели цель, в которую верили, и боролись за нее. Стоя перед выбором, мы должны поступать так, чтобы позже не было стыдно перед самим собой. – А ты… Ты не стыдишься принятых решений? – ехидно осведомился Килвар, склонившись у него над ухом. – Стыжусь? – Леод резко вскинул голову, голос дрожал от ярости и досады. – Я не верил ни во что, что делал до этого момента! За меня всегда все решали: сначала родители, потом командиры… А я исполнял приказы, позволяя судьбе вести меня по жизни. И ни разу не задумался, а хочу ли я так поступать. Нет… однажды… – Офицер посмотрел на Кайну, и взгляд его потеплел. – Лишь однажды я точно знал, что не хочу исполнять приказ. И то, что я поступил тогда вопреки своей воле, до сих пор меня гложет… Но теперь я твёрдо знаю – подобное не повторится никогда! Леод замолчал, но комментариев Килвара так и не дождался. Старик, оказывается, давно потерял всякий интерес к гостям и пополз прочь от костра. –…ты только делаешь хуже, Билли, – донесся до Командора его взволнованный голос. – Я, как знающий человек, тебе говорю, без курева тут можно совсем с катушек слететь! Видел этих у костра? А что, если они – галлюцинация? * * * Тихо потрескивал костер, шелестел ветер в зарослях красной травы, звезды плясали на небе и водили странный хоровод, наплевав на законы вселенной. Леод огляделся. Собравшиеся у костра молчали, каждый думал о своем, глядя на огонь, и крохотные отражения языков пламени плясали в глазах спутников. – И все же, по поводу моего предложения… – Осмелился, наконец, нарушить воцарившееся молчание Хор-Тамын. Леод взглянул сначала на него, затем на настороженно замершую Кайну. За долю секунды мольба, досада и страх промелькнули на осунувшемся лице девушки, и, наконец, непредсказуемый маятник ее натуры остановился у отметки «Ярость». Да, пламя в ее глазах было вовсе не отражением костра… «…Прости меня…» Автор: Дмитрий Шуршалов
|
