Вытянутые и молящие о пощаде холодное небо шпили. Узкие, продолговатые, будто кричащие в ужасе, окна. Ссутулившиеся башни, обреченно взирающие бойницами на медленно, но неуклонно приближающееся небытие. Замок поспешно возвели после падения Империи, и в его чертах строители отразили всю боль и отчаяние, поглотившее их. Пелагиус давно привык к холоду столицы и мог окончательно вернуться в старую резиденцию. Тем более виллы, переданные армии, находились в непосредственной близости. Однако император каждый месяц на несколько дней возвращался в Анклав. Здесь он особо остро чувствовал груз совершенных ошибок. И здесь находил новые силы для их исправления. – Представлены мы были на балу, в честь... – а вот и одна из самых больших ошибок – Эллиона. Родившаяся уже на Дне, дочь императора была одной из немногих подданных Империи, кто в полной мере наслаждался жизнью. С одной стороны свободная от обязанности трудиться и при этом никогда не знавшая нужды; с другой – имеющая очень смутные представления о былом величии некогда несокрушимой Империи. – …медовый месяц мы хотели бы провести на поверхности… – сегодня был День Просителей. В молодости Пелагиус зачастую пренебрегал своими обязанностями. Тогда он считал, что со всем могут справиться многочисленные советники, да и Неназываемый за паствой присмотрит. Но после падения Империи рутинные формальности стали для Пелагиуса важны как никогда. И теперь, раз в месяц, он принимал всех желающих. Зачастую Дни Просителей проходили без единого посетителя, но император безропотно проводил отведенное время в небольшой приемной, облаченный в неудобную церемониальную мантию и тяжелую корону. – ...Вы не находите, он душенька...– продолжала щебетать Эллиона. Несколько раз в год дочь ради развлечения приводила к отцу на смотрины очередного олуха из остатков «аристократии», которые чудом умудрялись поддерживать свои права. Пелагиусу рассказывали о достоинствах претендента, потом был вежливый отказ и ожидание нового воздыхателя. Нынешний «душенька» выглядел лет на сорок, обладал невзрачной внешностью, за исключением металлической пластины, инкрустированной красным золотом, которая заменяла правую часть лица. – Папенька, Вы меня слушаете? – состроила Эллиона обиженную гримасу. – Да, дочь моя, – устало ответил Пелагиус. – Раз ты нашла свое счастье, я не смею чинить препятствий. – Что? – не поняла принцесса. – Я даю добро на вашу свадьбу. Сыграем через месяц, а затем сразу на поверхность поедете, – Пелагиус еле сдерживал смех, глядя на изумленную дочь. – Ваше величество, польщен! – «душенька» вскочил как ужаленный, протягивая четырехпалую руку будущему тестю. Да…ожидать знания этикета от нынешнего поколения, к сожалению, не приходится. – Ну что же Вы стоите? Берите с собой Эллиону и бегите рассказывать новость, – брезгливо поморщившись, император пожал руку. – Всенепременно, – радостно отозвался «душенька», подхватил ничего не понимающую принцессу и, не переставая кланяться, покинул зал. Император искренне расхохотался, но вскоре смех перешел в кашель. Пелагиус, держась за горло, достал пузырек с маслянистой жидкостью и сделал небольшой глоток – эликсир надо было беречь – оставалось меньше половины.
Следующий и последний за этот день проситель прибыл под вечер. Мужчина был высокого роста и широк в плечах. Одежда изношена и местами залатана, но по случаю визита к монарху выстирана и отутюжена. – Мастер Горн, бригадир второй имперской угольной шахты, – сообщил глашатай и после кивка императора удалился. – Что привело Вас ко мне, мастер Горн? – встревоженный взгляд шахтера заинтриговал императора. – Ваше величество, прошу извинить за дерзость, – речь явно была заготовлена и отрепетирована, но голос подводил Горна. – Я осмелюсь просить за сына. Мужчина запнулся, неуверенно посмотрел на императора и продолжил. – Через две седмицы ему исполнится четырнадцать. Его переведут с детских работ на постоянную, и парень навсегда превратится в шахтера. Он неизменен, крепок телом и духом, может выполнять любую работу. Шахта сломает его! Прошу, окажите милость – переведите сына в другое место! – высказав просьбу, мастер заволновался, решив, что сейчас его перебьют и прогонят, а потому заговорил быстрее. – К нам в этом году должна присоединиться дюжина таких же ребят. Мы с остальными отцами через два года должны уходить на покой. Но обещаю: мы останемся, и будем работать вместо них. Только спасите мальчишек! – И что, действительно все неизмененные? – удивившись, спросил император. – Восемь парней, – потупившись, ответил Горн. – Еще трое без руки, один слаб на ноги. Все с функциональными протезами, клянусь Неназываемым. – Насколько я понимаю, бригадир не обязан работать с остальными? – Я привык к работе. Да и как людям в глаза смотреть, если требуешь от них то, чего сам не делаешь? – И сын твой в этом на тебя похож? – Похож, – уверенно ответил шахтер, с надеждой посмотрев императору в глаза, – он умеет ладить с людьми. * * * Десять дней спустя стайка робеющих ребят вошла в ворота своего нового дома – огромной, по сравнению с лачугами их родителей, виллы. Привыкшие к тишине и послушанию, работавшие с малых лет на детских работах, они с изумлением смотрели на тренирующихся мужчин. Тут были и стрелки, с полусотни шагов поражающие мишени, и бесстрашные фехтовальщики, смело бросающиеся на вооруженного противника, и борцы, в безоружном поединке выясняющие кто сильнее. Но больше остальных взгляд приковывал беловолосый мужчина, сражающийся одновременно с четырьмя противниками. Его движения были настолько быстры и выверены, что, порою, казалось, будто мужчина на мгновение исчезает, но лишь для того, чтобы в следующее мгновение оказаться над поверженным оппонентом. Если павший отказывался продолжать бой, его место занимал новый воин. Поединок длился около четверти часа, а мальчишки уже не замечали никого, кроме беловолосого. Почувствовав пристальное внимание, мужчина направился к вновь прибывшим. – Вы, должно быть, дети шахтеров. Приветствую в Почетном имперском Полку Пелагиуса Первого, – только сейчас ребята рассмотрели желтые глаза на изуродованном лице. Это был Авреол – принц Сумрака, истории о котором все слышали с малых лет. Дети не знали, как себя вести в присутствии этого человека, но вот один из них приклонил колено, и все поспешно последовали примеру. – Правление его священно. Клянусь Неназываемым, – крикнул кто-то из мальчишек. – Священно, – холодно отозвался принц.
* * * Первая смена шахтеров задерживалась на четверть часа. Вторая, ожидающая у входа в западную штольню, – взволнованно переговаривалась, всматриваясь в темноту. – Пора идти, – громко произнес Горн, – больше ждать мы не можем. Встретимся с ними по пути. – Но бригадир, это нарушение норм безопасности. Может, отправим разведгруппу? – Мы не на войне, – хмуро отозвался Горн, – разведгрупп у нас нет. Скорее всего, мужики просто потеряли счет времени. А нам еще норму выполнять, эдак сами потом задержимся. Пошли! Шахтеры неуверенно двинулись за бригадиром. – Что-то тут не так. Тихо очень. – Мы еще далеко, – бригадир был явно зол – несдобровать первой смене. До развилки оставалось метров тридцать, когда тусклый свет фонарей выхватил искорёженный механизм. – Это же газосмотритель. Что с ним произошло? Озадаченные шахтеры ускорили шаг. На месте механизма, задачей которого было измерение уровня рудничного газа, дымилась груда искореженных обломков. Но долго изучать останки агрегата не пришлось – взору мужчин предстал уходящий вправо туннель, усеянный телами их коллег. – Датчик газосмотрителя остановился на отметке двадцать – живо выбираемся отсюда! Мужчины обернулись и увидели отставшего шагов на двадцать бригадира. Рядом с Горном стоял человек в маске, державший короткий меч, с которого тонкой струйкой сочилась кровь. – Простите, мужики, – Горн говорил тихо, но каждый шахтер его слышал. – Таков был уговор. Еще не до конца осознав происходящее, шахтеры в панике побежали к выходу. Неизвестный убийца поднял вверх свободную руку и щелкнул пальцами. – Ваша жертва не будет напрасна, – на его пальцах заиграло пламя, отразившееся в холодных глазах. В следующее мгновение незнакомец исчез, а затем прогремел взрыв. * * * – Нет! – крик разнесся по всей вилле. Горе повалило мальчика в снег, но он, не замечая холода, утирал бегущие слезы и продолжал кричать. – Грегор, что произошло? – кричали ребята, столпившиеся над другом. Они еще не знали страшной новости. – Шахта! – сквозь слезы прокричал мальчишка. – Шахта взорвалась. Все погибли!.. – Неназывемый не допустил бы этого. – Неназываемый? – злобно выкрикнул Грегор, поднимаясь. Слезы еще застилали глаза, но он уже не плакал. – Да это его вина! Неназываемый должен был контролировать безопасность работ, а ему просто плевать на нас! Услышав подобное кощунство, товарищи Грегора непроизвольно отступили от друга. – Тише, Грегор! – Мальчик испуганно обернулся и увидел Авреола, который не мог не слышать их разговор. – За такие речи можно и в руки ликвидаторов попасть. Принц Сумрака обвел взглядом собравшихся мальчишек. – Мне искренне жаль. Я не сумею подобрать слов, которые облегчили бы боль. Но я хочу, что бы вы помнили о недавно приобретенной семье. Для каждого солдата вы здесь – братья. И сегодня мы будем скорбеть вместе с вами. А сказанное в стенах этой виллы останется тут навсегда. Клянусь Империей. – И мы клянемся… – неуверенно откликнулся кто-то из ребят, прервав, наконец, тишину затянувшейся паузы. – Клянемся Империей! – в едином порыве подхватили остальные одиннадцать голосов. – И что же нам теперь делать? – Тренироваться, – ответил принц, протягивая Грегору учебный меч, – возможно, однажды у вас появится шанс отомстить!.. * * * Когда Авреол зашел в покои отца, было уже далеко за полночь. Догорающие свечи боязливо отгоняли тьму, которая гротескными тенями скакала по стенам, готовясь к неминуемой победе над огарками. Император, сидевший за столом в центре сражения двух стихий, водил пальцем по древней карте, годившейся ему в ровесницы. Поблекшие пятна морей, выцветшие леса и полустертые обозначения были знакомы ему наизусть. Но страх забыть любую мелочь заставлял снова и снова изучать давно потерянный мир.
– Однажды мы выберемся на поверхность и воскресим Империю! – пылко воскликнул Авреол, которому было больно смотреть на отца. – «Однажды», – горько усмехнулся старик, продолжая водить скрюченным пальцем по карте, – слишком размытое понятие. Пора уже заменить его на «скоро». – Скоро, отец! – все с тем же воодушевлением продолжил принц Сумрака. – Мы стали ближе еще на двенадцать солдат! – Двенадцать мальчишек, – поморщился Пелагиус. – Итого: восемьдесят три человека за два года. Слишком медленно – надо придумать нечто большее. – Мы должны быть осторожны. А осторожность требует времени. – Время...– тягуче, будто смакуя ненавистное слово, отозвался Император, – один из моих злейших врагов. И, порой, мне кажется, что оно посерьёзней нашего главного противника… Автор: Дмитрий Скородихин
|