Ворон, похожий на оживший клочок мрака, сидел на ветке сухой сосны и, склонив голову, внимательно следил за двумя людьми, бредущими через топь. Ветер шелестел тростником, звенели комары, изредка заросшую ряской поверхность воды взбаламучивал болотный газ и тогда промышлявшие водяную живность длинноногие кулики взлетали и делали круг над безрадостным пейзажем. Человек, идущий первым, прощупывал дорогу длинной изогнутой слегой, на спине у второго громоздился закрытый темной тканью короб. Тяжело дыша, с трудом выдирая ноги из вязкого ила, путники приближались к кривой, напоминающей одеревеневшего человека, сосне. Когда до ее перекрученного ствола им оставалось пройти не более десяти шагов, ворон трижды хрипло прокричал: — Крроу! Крроу! Крроу!
После этого он снялся с ветки, и распахнув широкие крылья, полетел на запад, вслед за опускающимся солнцем. — Седьмой уже, — хватая раскрытым ртом воздух, просипел Вилерм. — И все туда… туда летят. Кайна промолчала. Тоскливый крик ворона напомнил ей человеческую речь. Птица словно бы попросила: «Кррови! Кррови! Кррови!» Они были в пути пятый день. Из капитана Наварро давно уже выветрился хмель, а вместе с ним и пьяная бравада — «Я найду его, во чтобы то ни стало!» Не нашла. Бескрайние топи Чи легли под ноги путников, и они все дальше и дальше уходили в сплошное болото. Кайна не понимала, куда и зачем она идет, ее вел не разум, и даже не сердце, а воля, несгибаемая воля, доставшаяся в наследство от отца и сейчас диктующая девушке: «Ты должна быть там!» Верный Вилерм ни о чем не спрашивал. Он мерно, словно механизм, созданный в мастерских Братства, шел по пятам за своим капитаном, время от времени поправляя ремни, которыми за его спиной была закреплена тяжелая клетка. Птицу Капитана никак не коснулись тяготы трудного перехода через болотину. Она днями напролет спала, сунув голову под крыло, а если Вилерм оступался и проваливался в трясину, лишь сердито шипела из-под темного покрывала, словно в клетке сидел десяток обиженных котов. * * * Гиблые топи Чи тянулись на многие-многие лиги, заняв огромную равнину между Саем и Норвой. Как, каким образом возникло этого гигантское, неоглядное болото, доподлинно не знал никто. Люди болтали разное, кто-то винил во всем магию, кто-то — алчных князей Мертвого кряжа, вырубивших якобы росшие тут когда-то леса. Кайна слышала от одного из купцов, что в коронных архивах Бренора сохранились древние хроники, относящиеся еще к эпохе Слепых королей-магов. В хрониках излагалась древняя легенда о гиблых топях, более прочего похожая на правду. Согласно этой легенде, после того, как люди расселились по всему щиту Ангхейму, а Огеор и Омеор удалились на покой, в подземельях Дна появился могущественный колдун из сумеречников по имени Гундог, практиковавший кровавую магию Жертвенной плоти. В очень короткий срок Гундог подчинил себе властителей и вождей Дна и создал огромную армию, способную завоевать весь мир. Проходы, ведущие наверх, не в состоянии были пропустить такое огромное воинство, и Гундог решил взломать прочнейшую броню Ангхейма, проложив своим ратям торную дорогу на поверхность. В хрониках указано, что колдун принес богам Тьмы чудовищную жертву в тысячу сотен обитателей Дна и получил взамен небывалую мощь, которая позволила ему исполнить задуманное. Земля в междуречье Сая и Норвы вспухла титаническим нарывом, затем раскололась на части и осела, а из образовавшихся многочисленных каверн и дыр наверх полезли твари Дна. Это должно было стать началом конца Ангхейма, но светлая богиня весенних ветров и благих вестей Ай-Сай, пролетая над миром, омрачилась видом отвратительной язвы, образовавшейся на лике земном, и наслала на это место многочисленные дождевые тучи. Разразился такой ливень, которого не было еще никогда с момента сотворения Вселенной. Триста тридцать дней небеса изливали потоки воды, уходящей в дыры, норы и каверны. Воинство Гундога было смыто и нашло свой конец в пучине, а на месте прорыва встало огромное озеро, в которое впадали Сай и Норва. Удовлетворившись содеянным, Ай-Сай остановила дождь и умчалась на легких крыльях по своим божественным делам. Постепенно озеро обмелело, заболотилось, в центре его поднялись из ила и грязи невысокие холмы, со временем поросшие лесом. Шли века и бывшее озеро стало Гиблыми топями Чи, местом, куда не рисковали забредать ни рыбаки, ни охотники, ни отчаянные сорвиголовы, что поджидали на большой дороге купеческие обозы.
Обитатели Золотого берега и плотогоны с Норвы рассказывают, что в озерах и протоках Чи водятся саламандры величиной с быка, способные утащить на дно взрослого мужчину, в зарослях тростника гнездятся водяные змеи толщиной в охватное бревно, что душат в своих кольцах лошадей и волов, а людей сжимают так, что наружу через кожу выпирают переломанные кости. Еще говорят о гигантских пиявках, о жабах Чи, настолько ядовитых, что можно погибнуть от одного лишь прикосновения — и многих других тварях. Но самыми страшными обитателями болот считаются духи непогребенных воинов Гундога, что бродят лунными ночами над топями, оглашая трясины заунывными стонами. Горе тому, кто попадется им на пути — духи высосут из несчастного жизненную силу и болото примет в свои объятия холодное тело. Много всяких ужасов рассказывают в тавернах и трактирах Ангхейма о топях Чи, однако за те дни, что Кайна и Вилерм шли через бесконечные болота, им встретилось лишь несколько самых обыкновенных лягушек, ужей да кружили в небе, оглашая окрестности печальными криками, речные чайки. Единственным врагом путников были комары, что живым столбом колыхались над их головами, но закутав лица платками, Кайна и Вилерм не обращали на них внимание. К вечеру третьего дня они вышли к краю холмистой равнины, по весне затапливаемой разливом Норвы. Летом здесь густо росли высокие луговые травы и в других местах крестьяне спорили бы друг с другом за право скосить их, но в самом сердце Гиблых топей Чи никогда не звенела коса — дурная слава хранила болота лучше крепостных стен и суровых законов. Первый труп Кайна увидела на склоне холмистой гряды. Человек в стеганом кафтане из набойной кожи лежал, вывернув голову, в луже ржавой болотной воды, на спине его зияла рваная рана, проделанная большой аркебузной пулей. Вилерм, завидев мертвеца, потянулся было за пистолетом, но подойдя ближе, увидел, что покойник пролежал не меньше суток — кровь вокруг раны запеклась и потемнела. А еще это был не человек, а акванит, пеший арбалетчик из девятого, Синего легиона войска Зул-Баала. И Кайна, откинув в сторону слегу, коротко сказала: — Пришли. * * * Акванит скатился со склона, а выше Кайне и Вилерму стали попадаться другие арбалетчики. Их отряд, видимо, выполнял обходной маневр, скрываясь за гребнем гряды, но напоролся на засаду аркебузёров и был расстрелян первым залпом. Впрочем, и подземники не сплоховали — в кустах на самом верху путники нашли с десяток тел в кирасах, щедро утыканных темными арбалетными болтами. Судя по посиневшим лицам и вывалившимся языкам солдат Братства, наконечники болтов были смазаны ядом. Поверху гряда поросла густым кустарником, ветви которого были усеяны острыми колючками. Кайна вытащила саблю и не без труда прорубила в этой своеобразной живой изгороди проход. Снеся парой ловких ударов последние ветки, она выбралась на гребень и невольно вскрикнула, пораженная увиденным. Перед нею лежала широкая долина, сплошь загроможденная исполинскими боевыми механизмами, трупами людей, нелюдей и животных. Павшие бойцы лежали настолько плотно, что под их телами не было видно земли. В воздухе висел тяжелый запах загнивающей крови, готовый обернуться через несколько дней трупным смрадом. Сотни воронов облепили груды мертвецов, лакомясь отжившей свое человеческой плотью. На появление живых людей они почти не обратили внимания — лишь несколько птиц попытались взлететь, но не сумели и тяжело переваливаясь, убрели в сторону, сердито каркая и волоча по земле черные крылья. Кайна и Вилерм, невольно прижавшись друг к другу, начали спускаться вниз, разглядывая трупы. Девушку мутило от вида человеческих лиц с пустыми глазницами — вороны первым делом выклевывали у убитых глаза. Постепенно путники приблизились к сплошному завалу из тяжелой техники. Паровые монстры Братства, обожженные, поверженные наземь, соседствовали здесь с машинами Темных, также безжалостно искромсанными, разбитыми, взорванными. Из открытых люков кое-где еще тянуло дымком догорающего внутри оборудования. От мерзкого запаха горелой плоти першило в горле. — Тут не уступил никто, — тихо сказал Вилерм, перешагивая через мертвого пикинера. — Но подземники наверняка заготовили какую-нибудь каверзу. Нужно искать вон там, у холма со скошенной вершиной. Видите, капитан, там остатки палаток? Кайна, подавив нервную дрожь, коротко кивнула и следом за помощником двинулась туда, куда он указал. Под ногами чавкала кровавая грязь. Солнце опустилось почти к самому горизонту и в долине залегли густые тени. Кайна достала из заплечного мешка и зажгла короткий корабельный факел. В его мятущемся пламени казалось, что мертвецы шевелятся, двигают руками, их рты безмолвно открываются, силясь сказать двум живым людям что-то важное… На дальних склонах засверкали парные огоньки — это спешили на пиршество ночные падальщики — болотные гиены. Путники приблизились к подножью холма. Вскоре стало понятно, что Вилерм прав — именно в этом месте Темные пошли в главную атаку. Трупы подземников и диковинные механизмы, похожие на жуткие помеси крабов и скорпионов, только стальных и величиной с теленка, громоздились здесь особенно высоко, а между зазубренными клешнями и шарнирными сочленениями ступоходов виднелись тела солдат Братства. Потом Вилерм заметил среди останков коня, точнее, его истерзанный труп. Конь был белой масти, с богатой сбруей и Кайна почувствовала, как у нее перехватило дыхание, а в горле встал тугой комок. Неполадку от коня стала видна граница, на которой воинам Леода удалось на некоторое время сдержать натиск Темного лорда. Здесь были настоящие завалы из трупов — с одной стороны человеческих, с другой — подземных тварей. Особенно поразило Кайну, что среди солдат Братства стали попадаться техники в черных кожаных куртках и шлемах, возчики из обоза, пожилые и грузные, а в одном из погибших, дородном толстяке, пробитым сразу тремя длинными воронеными клинками, она по белому колпаку и мясницкому тесаку опознала повара. — Он бросил в бой всех, — прошептала девушка и повыше подняла факел, перебираясь через разбитый остов крабоскорпиона. Едва не напоровшись на зазубренную клешню, Кайна оступилась и увидела прямо под собой алый плащ, весь в дырах от ударов вражеского оружия. Его плащ!
А потом буквально в двух шагах, среди трупов подземников, нашелся и меч, такой знакомый — Кайна узнала бы его из тысячи, из сотни тысяч, из миллиона. Его меч! Меч со сломанным клинком, покрытым чужой запекшейся кровью. — Нет, — прошептала она, хотя разумом уже понимала, знала — да, да, ОН мертв и сейчас она увидит тело. И увидела. Леод лежал ничком, разбросав руки. Знакомый посеребренный доспех на спине был чистым, только под левой лопаткой чешуйки словно бы развернуло наружу и между ними торчало граненное темное острие. В первый момент Кайна поймала себя на том, что обрадовалась — раз Леод лежит лицом вниз, значит, воронам не удалось выклевать глаза. Потом пришло осознание. Она оттолкнула подбежавшего Вилерма, упала коленями в грязь возле трупа и произнесла безо всякого выражения: — А если бы он спросил, почему ваш дом опустел теперь — погасший очаг покажите ему, открытую настежь дверь1… Вилерм вздрогнул — он вспомнил, что эти строки по приказу капитана Большой руки были выбиты на камне, водруженном на могиле матери Кайны. Прижав грязные кулаки к лицу, капитан Наварро жутко, по-звериному завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. Вилерм снял с плеч клетку с Птицей Капитана, нагнулся и рывком перевернул мертвеца на спину… 1 Стихи М. Метерлинка. Автор: Сергей Волков
|
