|
Он устал считать. Беглецы шли на Зеленую звезду, как велело пророчество. Двигались на север. К чему идут, не знал никто. Древнее предсказание говорило о новой жизни, но выражение это было довольно расплывчато. И хотя его подданные смотрели на него с надеждой, Гиуэль знал не больше остальных. Понимал отчего бежит, но не видел к чему. Будущее терялось в тумане, прошлое давило и давило с каждым днем все тяжелее, отнимало все. Сперва поредел и остался за спиной лес. Потом потянулась тундра с низкорослыми редкими деревцами и стылой землей. Стало плохо с водой и продовольствием. Запасы истощились, пополнять их было практически нечем. А на третью неделю начались смерти. Первым умер Авгентри — мальчишка лет восьми. Хоронили, как положено по обрядам. Гиуэль лично провел церемонию, не позволив себе ни единой эмоции. А потом, когда лагерь уснул, молча глотал слезы. Мальчишку он до дня похорон не знал, но смерть легла на сердце неожиданной болью. Отчего в ту ночь были слезы? От страха перед будущим? От печали по прошлому? От нового осознания рухнувшей на его плечи ответственности? В ту ночь он плакал последний раз. Слез больше не было. Смерти продолжались каждый день. Чаще умирали дети. Старики, хоть и едва не разваливались на ходу, оказались выносливее. На двадцать девятый день Гиуэль распорядился хоронить без обряда. Тела, совершенно по-человечески, против всяких правил бросали в неглубокие ямы и закидывали мерзлой землей. Сил на полноценные похороны не было. Рыжий сын Эльгашта не знал, куда отправятся варварски захороненные, он перестал думать о мертвых, стараясь заботится о живых. А те при выполнении всех обрядовых действий сами могли запросто пополнить ряды отправившихся в мир духов. Подданные смотрели косо, но не осуждали и не роптали. Он взял этот грех на себя, а они по-прежнему верили ему. Хотя он сам в себя давно уже не верил.
На плечо легла тонкая невесомая ладошка. Гиуэль обернулся. — Почему ты не спишь? — Бессонница, — тихо ответила Ашельта. Он погладил ее истончившиеся пальцы. Жена улыбнулась, и улыбка в зеленом свете проклятой звезды тоже вышла мертвой. Гиуэль до боли стиснул зубы. Ашельта не просто исхудала. Лицо осунулось, глаза запали, щеки ввалились. Красавица жена напоминала теперь скелет обтянутый кожей. — Ты опять не ела… — пробормотал он. — Ела. Он знал, что это ложь. После той первой смерти — смерти Авгентри, Ашельта украдкой подкармливала детей. Гийом сердился, отдавал ей свой паек. Жена говорила, что сыта. Он настаивал, она принимала его долю, но чахла день ото дня. Гиуэль все понимал, но ничего не мог сделать. Жена никогда не оспаривала его приказов, но если была не согласна, делала по-своему. — Не переживай, Владыка, — она снова улыбнулась. — Какой я Владыка, — неслышно произнес он. — Я не знаю, куда иду. Я растерян, Аш. Не понимаю, почему все они идут за мной. Почему верят в меня. На что они надеются? — Они надеются на лучшее. Все и всегда надеются на лучшее, чего бы не говорили. Потому что когда нет надежды, остается только смерть. И они верят в тебя… мы верим в тебя, потому что ты не сдаешься и делаешь то, что должен делать. — Они умирают. И я ничего не могу с этим сделать. — Ты делаешь все, что можешь. Ты не бог, не дух, не пророк. Но ты настоящий Владыка. Гиуэль опустил голову и закрыл глаза. — Настоящим был отец. Я бледная его тень, Ашельта. Если бы меня прирезали биарги, или убили пираты. Если бы я разбился на испытаниях треклятой летающей крепости этого безумного Ван дер Вертовского мастера, быть может все было бы иначе. И отец остался бы жив, и Зеленый дом… Ее тонкие пальцы неожиданно сильно впились в его плечо. — Перестань! Гиуэль изумленно посмотрел на жену. — Не смей! Не смей отбирать у них веру и надежду, Владыка. Ты не имеешь на это права. * * * Пятеро молодых магов стояли в центре крохотной поляны, взявшись за руки, и пели. Звонкие голоса их звенели, как перетянутые струны, словно готовые вот-вот лопнуть. Бер-кун некрасиво кривила рот, разминая губы. Речь о красоте сейчас не шла, в таких делах главное четкость артикуляции. Ни один звук не должен прозвучать неоднозначно.
За спиной тихо прошелестела трава. Молча подошел Эштанги. Чтобы понять это, ей не было нужды оборачиваться. Ни один здоровый эльф никогда не позволял себе такого шуршания. Но средний сын Эльгашта, хоть и встал на ноги, по-прежнему оставался слаб, и далек от определения «здоровый». Эштанги остановился за спиной и наблюдал. За ней? За магами? Бер-кун обернулась. Принц смотрел наверх, туда, где сквозь корявые темные ветви светила зеленая звезда. — Владыка, я вас не слышала, — соврала Бер-кун. — Зачем вы встали? — Хотел в последний раз посмотреть на небо. — Почему в последний? Завтра будет новый день. Светлый и ясный. И потом он будет всегда, до тех пор, пока стоит купол. Эштанги опустил голову, как-то очень глубоко посмотрел на Бер-кун, будто смотрело само небо. — Зачем ты обманываешься? — Спросил тихо. — Неба больше не будет. Только купол. — Зато всегда будет светло, — улыбнулась магесса, хотя внутри нарастала злость. — Вместо неба — купол, вместо Зеленого дома — клочок старого нечищеного леса, вместо Владыки — трус, который должен был умереть. Эштанги криво ухмыльнулся. — Вы не рады жить? — Я рад. После общения с древом Иррегг радуешься всему, даже смерти. Но правильнее было оставить меня там. Бер-кун сняла улыбку, как снимают перчатки, смотрела теперь жестко, прямо в глаза. — Правильнее спасти и возродить наш народ, Владыка. И пусть мы не увидим больше неба, наши дети будут жить вечным днем под вечным светом купола. Они не будут знать ночи и зеленых звезд. И пусть это даже не все чащи Примини, но это наш лес, и сюда под купол никогда не ступит нога постороннего. И пусть ты не лучший Владыка, но ты воспитаешь сына, который будет достойнее тебя и меня. Она взяла его руку и положила к себе на живот. Эштанги едва заметно вздрогнул. — Он будет лучше своих родителей, Владыка. А теперь ступай, тебе надо отлежаться, набраться сил. * * * Эштанги ушел не сразу. Еще стоял, держа ее за руку, долго, но так и не сказал больше ни слова. Маги пели. Звенели перетянутыми струнами голоса. Наконец Бер-кун высвободила руку, шагнула в центр круга, закрыла глаза и запела. Голос магессы сливался с хором пятерых и при этом звучал обособленно. Словно она вела их за собой куда-то. Она и вела. У нее и у магов были разные роли. И в заклинании, и в будущем, которое уже становилось настоящим. Песня тянулась нескончаемо, то взмывая ввысь, то опускаясь на самые низкие ноты. Дрожали от напряжения, вибрировали голоса. А потом стало светлеть. Ночное небо растворилось в мягком приятном свете. Исчезла Зеленая звезда, рассеялся мрак. Бер-кун и пятеро, чьи имена теперь не были важны, замолкли. Они создали свод. Они создали свет. Они создали новый мир, существующий в прежнем, но отделенный от него столь тонким и столь непроницаемым магическим куполом. Магесса устало опустила лапу на рукоять кинжала. Здесь никогда не будет привычного солнца, неба, звезд. Здесь не будет больше ни дня, ни ночи. Но всегда будет тепло, светло и ясно. Так и должно быть дома. Всегда. Ну, или так долго, как простоит купол. Оставалось последнее незавершенное дело. Бер-кун повернулась и посмотрела туда, где стоял Эштанги. Сына Эльгашта там уже не было. Трудно сказать, когда он ушел, но и хорошо. Эльфу, вырвавшемуся из объятий древа Иррегг ни к чему видеть то, что ей осталось сделать. — Вы готовы, братья? — спросила магесса. Молчание стало ответом. Клинок легко покинул ножны. Бер-кун шагнула к первому из пятерых. Опустила лапу на его голову. Тот упал на колени, будто под тяжестью руки девушки. — Тот, кто хранит знание и покон должен видеть больше простых смертных, больше иных магов, больше. Он обязан шагнуть за грань. Сверкнуло лезвие. Бер-кун поразилась стойкости молодого мага, тот даже не вскрикнул. Ни от боли, ни от страха. Последнее, что увидел новый Хранитель перед тем, как погрузиться во тьму, было сверкающее острие кинжала. Взамен отнятого, Бер-кун вложила в его руки мешочек с белыми и черными камешками. Это повторилось еще четыре раза. Когда женщина уходила с поляны ей в спину невидяще смотрели пять слепцов, по щекам которых бежали кровавые дорожки. В руках их остались мешочки с камешками. Они пришли туда, куда их вели. Бер-кун пошла дальше. Ей оставалось сделать совсем немного — родить и воспитать наследника. * * * Ашельта умерла на пятьдесят третий день пути. Был ли виной тому холод и голод, или же ее сразила одна из тех незнакомых болезней, что стали цепляться к беглецам тем сильнее, чем дальше они уходили от родных лесов… Гиуэль не знал. Да и важно ли это? Ашельты больше не было. Не стало рядом человека, который поддерживал, не давал опустить руки. Но именно теперь он не мог позволить себе раскиснуть. Это стало бы предательством. Мертвая жена выглядела страшно. Гиуэль видел в своей жизни немало покойников. Одним смерть давала умиротворение и покой, другим дико перекашивала лицо, третьим… Впрочем неважно. Ашельта выглядела иначе. Будто умерла беспокойно и случилось это уже много дней назад.
Гиуэль провел ладонью по родному лицу, опуская веки. Рядом двое эльфов опустили носилки со стариком Лешгалем. Старый маг едва ходил еще до того, как они покинули Чащи Пиримини, а в дороге упал и больше не смог подняться. Это случилось еще в самом начале пути. Ноги старика отнялись и его несли, что наносило ему серьезное душевное страдание. Лешгаль просил оставить его, Гиуэль не разрешил. — Мы похороним вашу жену, Владыка. Похороним, как должно. Как завещали предки. Гиуэль поднялся на ноги, покачал головой. — Нет, Лешгаль. — Мы все так решили, — тихо произнес старик. — Жена Владыки должна быть похоронена согласно традиции со всеми почестями. Как мы сможем предстать перед предками, если не оказали последнего уважения жене своего Владыки? В голосе старого мага появились умоляющие нотки. — Нет, Лешгаль. Как я смогу смотреть в глаза своим подданным, если позволю это? Мы закапывали в землю наших детей, как собак или людей из Братства. Как я смогу смотреть в глаза их матерям, если сделаю исключение для своей жены? — Владыка… — Перед смертью мы все равны, старик. Я сам похороню ее. И отвернувшись, чтобы не видеть слез старого мага, Гиуэль пошел копать могилу. * * * Зеленая звезда погасла. Это случилось на восьмидесятый день, когда изголодавшиеся, замерзшие и измотанные беглецы вышли к морю. Гиуэль остановился у каменистого обрыва. Внизу билось холодными волнами о камни море. Дул промозглый ветер, небо заволокло тяжелыми низкими тучами. И в этот момент проклятая звезда мигнула и пропала, словно ее никогда не было. В груди что-то хлестко щелкнуло, лопаясь, сорвалось вниз. — Смотрите-смотрите… — Звезда погасла… — Пришли? — с надеждой прозвучало за спиной. По жалким останкам древнего народа пробежал тихий шепоток. Они все еще надеялись. Гиуэль закусил губу. Пришли, но куда? К скалам, к холодному морю… К чему? И идти дальше некуда, и возвращаться нет возможности. С оглушительной ясностью Гиуэль понял, что это конец. Смерть. Пророчество не сбылось, а быть может сбылось повинуясь какой-то своей недоступной ему логике. — Смотрите!!! Он повернулся на голос. Рядом стояла молодая эльфийка и указывала куда-то в сторону. Владыка проследил направление и выдохнул, чувствуя, возвращающуюся надежду. Внизу у берега много левее мотались корабли. Странные, незнакомой конструкции, но корабли. Паруса были спущены, суда стояли на приколе. Гиуэль пригляделся. На борту ближнего с трудом на таком расстоянии не прочитывалось, а скорее угадывалось название. Но язык был странным, словно исковерканным. — Лешгаля сюда! — Крикнул Владыка. — Я здесь, — проскрипел старик. Рядом опустили носилки. Гиуэль указал на корабли. — Ты можешь сказать, что там написано? Старик кивнул и напряг мутные от старости глаза. Он долго щурился, шевелил губами. Наконец посмотрел на молодого Владыку. — Это один из древних мертвых языков. Тот, что по приданию принесли на Ангхейм первопоселенцы. — Что там написано? — Там написано «Звезда Лаара», Владыка, — старик задумчиво пожевал губу. — Вот только я не знаю, что такое «Лаар». Автор: Алексей Гравицкий
|
