Эштанги плыл. А быть может, плыл мир вокруг. Расплывался зелеными пятнами, расползался, будто закутанный в ватное одеяло тумана, и в этом тумане было… душно.

Да, наверное, так. Эштанги долго пытался подобрать слово, подходящее к его нынешнему состоянию. Покой не пришел, хотя и волнения больше не было. Боли он не испытывал, только что-то нудное, тянущее, но не боль, скорее отголосок ее или предвестник. Не было ни усталости, ни радости, ни злости – ничего. Сплошная вата вокруг. Тягучая, тошнотворная и душная.

​
^{Эштанги | Художник: Антон Земсков}

Перед лицом маячило расплывчатое пятно, выбивающееся из мутной зелени. Эштанги знал, что это один из пятерых слепцов Хранителей, но зачем-то попытался сосредоточить на пятне взгляд. Ничего не вышло. Картинка не обрела четкости, лишь сильнее замутило.

— Не противься, — врезался в голову раскаленной иглой равнодушный голос, — сделаешь хуже.

Знакомые слова выдернули на мгновение из ватного небытия. Мир обрел четкость. Эштанги вспомнил кто он, где и почему здесь находится.

Он стоял прислоненный спиной к Древу Иррегг, руки и ноги его удерживали четверо слепых старцев. Пятый слепец, с бубном в руках выплясывал перед приговоренным и пел.

Тяжело гудел бубен.

Низко вибрировал голос слепого Хранителя. Страшный, гортанный, не имеющий никакого смысла, потому что все смыслы давно были забыты и понимались лишь Хранителями, да древними магами.

Слепец с бубном будто кривлялся, принимал неестественные позы, которые странным образом вплетались в вибрацию бубна и голоса.

Гул проникал внутрь, отрывал от мира и вплетал в какую-то иную реальность. Мысли сделались душными. Эштанги уронил голову на грудь и вскрикнул в ужасе.

Корявые ветви Древа Иррегг оплетали тело. Так паук оплетает попавшую в паутину муху.

Он дернулся, тело пронзило болью. Старцы крепко держали руки и ноги. Да и проклятое дерево уже успело крепко присосаться к телу.

Эштанги рвался, боль пронзала насквозь, словно тело терзали сотни мясников с остро оточенными ножами.

— Ты делаешь хуже, — настойчиво повторил слепец, что удерживал принца за левую руку. — Не противься. Противление — боль. Исход неизменен в любом случае.

Эштанги дернулся, теряя остатки сил, и обвис.

Бубен гудел и вибрировал.

Голос пятого Хранителя вибрировал и гудел.

Мысли поплыли, вместе с ними отступила боль. А ведь боль единственное, что удерживает, тянет обратно к жизни, выдергивает из небытия. Потому что тот, кто попал к Хранителям и приговорен, отправляется в небытие.

Не так страшна боль. Не так страшен туман, заволакивающий ватой сознание, притупляющий чувства. Страшно небытие, что придет следом. Отданного Древу Иррегг не похоронят согласно обычаям, и дух его не отправится в лучший мир. Отданного Древу Иррегг не бросят умирать против обычаев, и дух его не будет вечно скитаться в этом мире. Отданного Древу Иррегг пожрет Древо, и для духа его не будет больше ничего. Потому что не станет самого духа. И это страшно.

Было страшно еще некоторое время назад, мелькнул вялый отголосок мысли. А сейчас нет страха. Нет боли, гнева, радости — нет ничего. Только мутные зеленые пятна и заволакивающий все туман. И душная вибрация воздуха, терзаемого бубном и голосом.

Кажется, Эштанги закрыл глаза, но ничего не изменилось, и он поплыл сквозь зеленую вибрирующую духоту.

*   *   *

— Чего мы ждем? — Вальштенги заметно нервничал.

Бер-кун посмотрела на старика. Если бы не значимость глав Родов, не многовековые традиции и не особое отношение к старейшинам со стороны простых эльфов, она не связалась бы со стариками никогда.

^{Бер-Кун | Художник: Николай Никитин}

Старики слишком боязливы, слишком осторожны, слишком косны и консервативны. И если старый владыка Эльгашт был способен на поступок даже теперь, находясь при смерти, то эти сами по себе не были способны ни на что.

Вальштенги кашлянул, привлекая к себе внимание, требуя ответа. Бер-кун поднесла палец к губам, заставляя притихнуть.

Чего она ждала? Темноты. Надеясь, что Хранители оставят Эштанги. Но старые слепцы не ушли, и это обстоятельство подталкивало к самому неприятному варианту развития событий.

— Ничего, — тихо ответила Бер-кун. — Идем!

И не дожидаясь новых вопросов, она скользнула к поляне перед Древом Иррегг.

На стороне магессы оставалась неожиданность. Она двигалась беззвучно. И ветер дул в ее сторону. Ее невозможно было ни услышать, ни учуять, а видеть Хранители не могли. Но козырь не сыграл.

Слепец с бубном повернул к ней незрячее лицо и, прежде чем она ступила на поляну, произнес холодно и отчетливо:

— Остановись, женщина!

Бер-кун настроилась решительно, но это выбило из колеи даже ее.

— Нам ведомо, зачем вы пришли. Отступитесь.

Оторопь прошла так же быстро, как и навалилась. За спиной шуршали, нагнавшие ее эльфы из рода Вальштенги. Сам старик надсадно пыхтел в ухо.

— Отступитесь, — безразлично произнес слепой старец, — или нарушится порядок вещей.

Вальштенги заколебался. Она ощутила это каким-то шестым чувством. Нельзя колебаться. И другим нельзя позволять. Ни на секунду.

— За тем и пришли! — сказала Бер-кун и ступила на поляну.

Слепые старики сгрудились вокруг вросшего в дерево Эштанги. Хранитель с бубном выступил вперед.

— Подумай женщина.

Бер-кун вышла вперед, бросила не оборачиваясь:

— Уберите их. Освободите принца!

В лунном свете Эльфы тенями заскользили через поляну. Обнажилась сталь. Хранителей оттеснили. Четверо слепцов затоптались на месте, словно ожидая, что скажет пятый.

Старик ударил в бубен. Голос его зазвучал, как и раньше на одной ноте, но слова теперь были знакомыми.

 — В тот день, когда будет нарушена традиция и рухнет установленный порядок, придет конец Зеленому Дому. И рухнет трон. И прольется кровь. И засияет Зеленая звезда. И дети леса покинут Чащи Пиримини, а последний Владыка поведет их по пути, который укажет звезда, пока не обретут новый дом. Ибо сказано в пророчестве…

Бер-кун вскинула руку, по ее жесту клинок одного из эльфов Вальштенгиева рода коснулся шеи Хранителя.

— Замолчи, старик, — велела девушка, — или кровь прольется раньше, чем ты думаешь.

И на ходу выхватив кинжал, проворно пошла к Древу Иррегг.

Эштанги был совсем плох. Потухшие глаза принца невидяще таращились в темноту. Священное дерево оплело ослабевшее тело, тянуло из него жизненные соки и уже начинало врастать в плоть.

Бер-кун яростно принялась рубить страшные ветви. Заскрипело, застонало, будто взвыло само Древо Иррегг. По стволу потекла черная смола. Женщина не обращала на это внимания, лишь снова и снова била лезвием по священным ветвям.

— Это бесполезно, — равнодушно сказал слепец, не особенно беспокоясь о клинке у горла. — Он умрет.

Бер-кун закусив губу рубила истекающие смолой ветки.

— Наш принц будет жить, — резче, чем требовалось, отрезал Вальштенги. — Он будет править детьми леса долго и славно. И вы, Хранители, подчинитесь его воле.

Губы слепца тронула легкая улыбка — первая эмоция за все время.

— Зеленая звезда уже зажигалась. Не для вашего принца. И загорится вновь. Пророчество сбудется. И места в новом будущем не будет ни вам, ни нам.

Бер-кун подавила желание отдать приказ, перерезать незрячему глотку, со всей силы полоснула затупившимся уже клинком, перерубая очередную ветку. Затрещали ломающиеся ветви. Древо отпускало жертву.

Эштанги мешком повалился на магессу. Бер-кун едва удержала безвольное тело. Выкрикнула напряженно:

— Скорее! Возьмите принца!

Подоспевшие эльфы подхватили тело.

Древо Иррегг истекало черным соком, и густые потеки на изрубленном стволе и поломанных ветвях казались в темноте кровью.

— Уходим.

Эльфы скоро покидали поляну. Сперва те, что несли едва живого Эштанги, следом те, что угрожали сталью Хранителям. Последним Вальштенги и Бер-кун, хлестнувшая на прощанье недобрым взглядом древних слепцов.

Уходили шумно, не таясь. Вскоре шуршание шагов и треск веток стихли вдалеке. Тогда пятый Хранитель отложил бубен и пошел к дереву. Тонкие старческие пальцы легли на покореженный ствол, погладили с болью и нежностью.

— Почему мы не дали им отпор? — прозвучал голос из-за спины.

Слепец не повернулся, лишь прошептал тихо, но зная, что будет услышан:

— Вы тоже хотите бороться с судьбой? Пророчество не лжет. Ничто не случится. Все уже случилось. Они в это не верят, мы это знаем. К чему лишняя кровь?

*   *   *

— Что?!!

Эльгашт смотрел на Иртольса с нескрываемой яростью, хотя вина полководца была лишь в том, что принес дурную весть.

— Хранители сказали, что они могли остановиться и изменить судьбу. Но они не стали слушать. Путь выбран, теперь все предрешено.

— Приведи ко мне эту девчонку! Арестуйте Вальштенги. Этих двоих я казню своей рукой. Остальных, нарушивших волю Трона пусть убьют на месте.

— Отец…

Владыка и полководец обернулись. В тронную залу вошел Гиуэль. Рыжий принц смотрел на отца непонимающе.

— Что случилось, отец?

Эльгашт поднялся с трона. На младшего отпрыска поглядел сердито.

​
^{Эльгашт | Художник: Екатерина Шаповалова}

— Я говорил тебе, сын, что правитель не должен быть мягким. Я слишком многое позволял своим подданным. Теперь пришло время карать. Если бы я проявил жесткость раньше, сейчас не пришлось бы лить кровь. Я виноват, сын. Запомни это. И никогда не забывай.

Владыка тяжело глянул на Иртольса. Тот поклонился.

— Накажите виновных.

— Владыка, — голос полководца был вкрадчив. — Удобно ли тратить на них драгоценное время? Если Хранители правы, у нас еще есть время, чтобы уйти.

— У нас нет времени, дружище. Хранители никогда не ошибаются. Время есть у наших детей. Наше время кончилось.

— Вы покоряетесь судьбе?

— Отец… — Гиуэль выглядел растерянно, явно не понимал происходящего.

Эльгашт вскинул руку, заставляя сына замолчать, ответил Иртольсу:

— Я не покоряюсь, но принимаю судьбу. Прежде, чем свершится предначертанное, я хочу наказания для виновных.

Иртольс поклонился и вышел. Эльгашт подошел к рыжему принцу, по-отечески потрепал по щеке.

— Если у детей леса есть будущее, это будущее – ты, сын. Не повторяй моих ошибок.

— Папа, я…

Договорить он не успел. В тронную залу без разрешения, чего ни при каких обстоятельствах не позволял этикет, влетел испуганный стражник. Лицо эльфа было бледным, глаза испуганными.

— Ваше величество… Армия Зул-баала идет. — стражник виновато опустил голову. — Я не понимаю как это возможно, но… Они уничтожили наши заставы. Они совсем рядом.

Владыка тяжело выдохнул, посмотрел на сына.

— Принимаю, но не покоряюсь.

И выхватив клинок, неожиданно бодрым шагом двинулся к выходу.

Автор: Алексей Гравицкий

​

​​